Вот первая причина: нет веры — есть плечо.
Зачем тебе мужчина, который не при чем?

Вот новая причина: есть палец — нет кольца.
Зачем тебе мужчина, в котором нет отца?

Ещё одна причина: он ранит, словно нож.
Зачем тебе мужчина, с которым ты ревешь?

И главная причина: сама себе спина.
Зачем тебе мужчина, с которым ты сильна?

© Лина Ткалик





Много лет назад я влюбилась. Наверное, это началось с самого рождения – мама была свята. Моя семья – мое богатство, мой долг, мой оберег, мое сокровище, мое таинство, мне всегда казалось, что это моя обязанность — охранять ее, от всего на свете. Бойтесь желаний своих, говорили они, ибо тем суждено сбываться – так уж вышло, что и мое свершилось слишком рано: папа с мамой развелись, я осталась с мамой. Она работала музыкальным руководителем, училась на очном дневном и пыталась воспитать меня, родив в совершеннолетие – сложная доля для старшей сестры в семье. Мы с мамой остались одни и вся моя любовь за всю семью оказалась предназначена ей одной: мама, я твоя поддержка и опора, мама, я тебя защищу, мама, я о тебе позабочусь. На мне была учеба, секции и дом, кроме готовки и стирки, я пошла во второй класс уже только с одним родителем и била кулаками тех одноклассников, кто находил смешным как-то обозвать мою маму.
Мне всегда казалось, что такие строки нужно начинать с «моя мама меня не любила». Но пройдя свой короткий, но тяжелый путь, я знаю, что это не так. Любила. И любит. Как умеет, как научили, как получается. Другое дело, что такая любовь чаще идет мне во вред, но это уже личная лирика для другого разговора, карма прошлого и ещё много часов размышлений и распутывания красных нитей судьбы. Сейчас о другом.
Моя мама меня любила, но справлялась, как могла. От своей мамы (моей бабушки) она сразу ушла к папе, которого встряхнули за шкирятник и ткнули носом в ее нагуленное пузо (со мной), перепрыгнула с начального курса колледжа (чуть не написала со школьной скамьи, хотя сейчас это было бы так) во «взрослую жизнь», с пеленками и папой, который был далеко не подарок, как я посмотрю. Говорят, до двух лет меня растила бабушка и крестная, когда я стала называть их мамами, моя, родная, бросила всё, чтобы забрать. Но тут уже я ни за что не ручаюсь.
Сама справляться мама не умела, справлялась мужчинами, ещё когда папа был с нами, пусть на деле и не был. Я помню, как она прятала кассеты от любовника и его письма и просила меня «не говорить папе», чтобы это было нашим секретом, как не давала слушать песни человека, с которым я нечаянно их свела в свои-то семь, едва ли восемь. А потом был другой, особенно жестокий и запомнившийся мне, поделивший жизнь на «до» и «после», и ещё, ещё, ещё. Много чего и кого было в нашей с ней жизни, отдаляя, меня всё дальше от нее, топча детскую упертую натуру, которая твердила сама себе, что всё вытерпит, лишь бы мамочка была счастлива, пока, наконец, я не сломалась, прекращая ее любить так, как любила, и принимая эти чувства и наши отношения, поломанными лаской и привязкой.



В какой-то степени я пошла по ее стопам, по-своему повторяя судьбу, если мне, конечно, не кажется: я влюбилась. Наша история похожа на каверинский пересказ «Перед зеркалом» двадцать первого века: познакомились в интернете, расставались, снова сталкивались в нашей дружбе по переписке, тянулись друг к другу и были друг другу нужны. Меня влекло к этому человеку, он был моим, если вы понимаете, о чем я.
Наша связь, совпавшая по времени с моим осознанием истинного положения дел в отношении с матерью, развенчания ее нимба и отдалении, развивалась по мнению многих слишком быстро, но «правильно»: мы поженились. Мне было девятнадцать, он на три года старше, и в конце лета сыграли свадьбу (всегда казалось, что это выражение очень двоякое), а осенью обвенчались.
Сразу же стали жить отдельно и самостоятельно, я предавалась свободе от родительского гнета с очередным любовником, одновременно с этим следуя собственным представлениям о браке. Примера, какой должна быть мать, каким должен быть муж и семья в целом перед моими глазами не было, даже в детстве отца я видела редко и была мала, чтобы запомнить что-то толковое, хотя сейчас понимаю, что не помню, как они бы с мамой целовались или обнимались, хоть и спали в одной постели. Поэтому всё делала по наитию и приобретённому из жизни с матерью и ее мужчинами, опыту. Всё должно было быть идеально: выстирано, вымыто, выглажено, приготовлено, убрано, голова никогда не болит, и любая просьба при первом же слове исполняется. Лучшим комплиментом было, когда его друзья начинали завидовать ему с такой женой как я или сравнивали со своими девушками, «отдыхая» от их капризов в нашем доме. И представьте мое удивление, когда я что-то там не успела прибрать и мой муж не стал кричать, что полы не вымыты, как это делала мама, а пожал плечами и сказал, что его это не волнует. Я была обескуражена.



Шло время. В чем-то я дала себе послабления, к чему-то пришла со временем, что-то по наитию понимала, а что-то делала, закрывая глаза и скрипя зубами. Вообще, я не скандалистка. От меня нельзя услышать истерики по поводу неподаренных цветов, и я сама находила поводы экономить, никогда не ревновала, не копалась в телефоне и не устраивала сцен, если он хотел погулять с друзьями (приветствовала это), побыть один, задержаться где-то или ему нравилась чья-то фигура (сама с удовольствием любуюсь на красивых девушек). Все его минусы для меня находили оправдание или я находила в этом плюсы, и жизнь казалось если не сказкой, то очень вкусной, ведь рядом мой любимый человек, который меня любит, и ради которого я с удовольствием готовила «Рататуй» до трех ночи, наслаждалась этим и была рада.
А потом я заболела. Помимо этого, много ещё чего происходило в жизни, чему виной была моя мать, чуть не вышвырнувшая меня на улицу и не сделавшая бомжом накануне одной из операций.
Всё это длилось почти три года. Мы сильно изменились, как вместе, так и порознь. Я, несмотря на происходящее, старалась по-прежнему хотя бы заниматься домом и улыбаться сквозь боль, хоть и были дни, недели и месяцы, когда не могла встать с постели, т.к. у него было две работы, диплом, олимпиады и курсы; он был рядом, помогал, когда просила, и старался относиться ко всему с пониманием, ни разу не упрекнув в чем-то.



Сказка кончилась семнадцатого февраля. Слово за слово, мы о чем-то разговаривали (теперь тема уж и не вспомнится) и мне сказали, что уже давно думали о разводе, что ему нравились другие женщины, а меня он любит, но как друга. Что искал, куда съехать и были конкретные варианты, что об этом знают все наши друзья и многие из его окружения, потому что он готовился и спрашивал советов. А потом, после очередной встречи с психологом «ты сказала правильные слова и я решил остаться, посмотреть, что будет».

Отредактированный фрагмент личного дневника:

…Два дня назад И. сказал, что хотел развода. За слезами и выбитым воздухом из груди, я забыла, с чего начинался разговор, кажется, я что-то спросила о наших отношениях и дальше, догадка за догадкой, я узнала то, о чем догадывалась и во что превратила наши отношения. Я всё испортила. Он несчастен — больше года. Он разлюбил меня — душевное тепло ему дарили другие. Мы друзья — он бы не оставил меня и боялся беспокоить из-за болезни, но искал и нашел квартиру-студию на Австрийской площади возле метро Горьковская. Он не хочет меня и уже не любит как женщину и свою жену. «Как-нибудь увез бы тебя туда». Я столько этого боялась и столько об этом думала, что таки получила это. Но я этого не хотела. Он говорит, что я не должна от этого впадать в депрессию, а меня тошнит от еды — заставляю себя, хотя бы чуть-чуть. Я хочу выйти в окно, броситься под машину, что угодно, лишь бы это закончилось, остановилось, а звон в ушах прекратился. Я не слаба, но у меня нет сил. М., спасибо тебе за поддержку, но ты меня не слышишь. Но мне правда стало легче, когда ты разрешила поговорить с тобой. У меня никого нет: либо не было, либо я всех вычеркнула. Это пусто. Два вегетативных, анабиозных состояния: или сижу и не нахожу сил встать, оторваться от одной точки, или ношусь заведенной игрушкой — больше дел, движений, результатов, лишь бы не думать. Смотрю на него, а в голове список того, какой я должна быть и как себя вести, чтобы вновь ему понравится, чтобы вновь меня полюбил. Нет права с ним спать, нет права его обнимать, нет права его целовать, нет права говорить «мы женаты». «Мы не чужие друг другу люди» — внутри всё оборвалось столько раз, что не чувствую даже боли, лишь оцепенение, как перед удавом. Смиренный ужас. Задыхаюсь, а слез нет, разве что глаза увлажняются. И некуда спрятаться — я не умею иначе выживать, но от фантазий отказалась, я обличила их и теперь иначе схожу с ума.

В таком состоянии я находилась два дня, в конце которых и сделала эту запись. Что случилось со мной потом сложно сказать: на следующий день я проснулась с неосознанной, но четкой мыслью, что я со всем справлюсь. С поддержкой и самостоятельно было пройдено всё: гнев, обида (она ещё осталась), страх, торг, депрессия, принятие, социальная смерть, смирение.
А потом пришло спокойствие. Безразличие. Мне стало всё равно. С того момента, как он обличил свою нелюбовь ко мне, хоть и сейчас пытается взять слова назад, моя к нему стала угасать, теперь становясь привычкой и привязкой. Так любят старого доброго знакомого, а не мужа.



Итог? А нет итога. Мы живем вместе, он делает вид, что всё как раньше. Ситуацию мы обсуждаем, но в «телеграмме» (почтовый мессенджер) и только с этого понедельника – я в очередной раз напомнила. Иначе ему сложно, потому что на словах эмоции, а так можно всё обдумать и вернуться к написанному тыкнув носом обратив внимание на то, кто что и кому говорил. В квартире по-прежнему чисто, но потому что я люблю чистоту и ненавижу бардак, а в холодильнике пусто: не хочу готовить, а теперь вообще приболела. Раньше это было первостепенно, потому что И. было удобно брать еду из дома и тогда в обед он мог погулять (а ест он пять раз в день), а теперь мне всё равно. Не хочу, а всё остальное – его проблемы: руки есть, продукты есть, как-то сам себе готовил и собирался, если думал жить один. Как плитой пользоваться знает. В конфликт я ничего не обличаю, не вижу в этом смысла.
Просто занимаюсь собой. Ищу работу, записалась на фитнес (со следующей недели) с куратором и коррекцией питания, хочу ещё в бассейн, когда перестану сопливить. Взяла на выходные лекцию, купила рюкзак, новые джинсы. Вазу домой, занавеску на кухню и чайные ложки с огромным поварским ножом. Раньше всё это было нельзя, ведь переезд и всё такое. А теперь мне плевать: это мой дом, я его обживаю. Покупаю косметику, учусь краситься, сходила на маникюр и педикюр. Учусь понимать себя и прислушиваться к своим желаниям. Кажется, я, наконец-то, поняла, кого надо любить так, как я любила всю свою жизнь других: себя.
К разводу готова, больше раздражает эта неопределенность, с которой он тянет резину. Если продолжится всё в таком духе – решу всё сама. А пока встаю на ноги и хочу купить себе цветы.